В чём тайный смысл гениального романа «Мастер и Маргарита. "Мастер и Маргарита": анализ романа, образы героев Мастер и маргарита язык произведения

75 лет назад Михаил Афанасьевич Булгаков последний раз кончиком пера прикоснулся к рукописи гениального романа «Мастер и Маргарита», который стал настольной книгой для миллионов читателей.

Время прошло, немало воды утекло, но это великое, овеянное загадками и мистикой произведение до сих пор остается плодородным полем для различных философских, религиозных и литературных дискуссий.

Этот шедевр даже включен в школьную программу нескольких стран, хотя смысл этого романа не может целиком и полностью постигнуть не то что среднестатистический ученик, но даже человек с высшим филологическим образованием.

Здесь представлены тебе 7 ключей к непревзойденному роману «Мастер и Маргарита», которые прольют свет на многие тайны.

1. Откуда возникло название романа?

Задумывались ли Вы о названии этого романа? Почему «Мастер и Маргарита»? Неужели это любовный роман или, упаси господи, мелодрама? О чём вообще эта книга?

Известно, что огромное влияние на написание знаменитого произведения оказало увлечение Михаила Афанасьевича германской мифологией XIX века.

Не секрет, что в основу романа, кроме Святого Писания и гётевского «Фауста», легли различные мифы и легенды о дьяволе и Боге, а также иудейская и христианская демонология.

Написанию романа способствовали прочитанные автором работы, такие как «История сношений человека с дьяволом» Михаила Орлова и «Дьявол в быте, легенде и в литературе средних веков» Александра Амфитеатрова.

Как известно, роман «Мастер и Маргарита» не раз редактировался. Поговаривают, что в самой первой редакции произведение имело такие варианты названий: «Черный маг», «Гастроль», «Жонглер с копытом», «Копыто инженера», «Сын В.» и там вовсе не упоминалось ни о Мастере, ни о Маргарите, поскольку центральной фигурой должен был стать Сатана.

Интересно отметить, что в одной из последующих редакций роман действительно имел такой вариант названия, как «Сатана». В 1930 году после запрета пьесы «Кабала святош» Булгаков своими руками уничтожил первую редакцию романа.

Об этом говорит сам

Во второй редакции волею судьбы появились Маргарита и ее Мастер, а Сатана обзавелся своей свитой. Но нынешнее название получила лишь третья редакция, которая считается незаконченной.

2. Многоликость Воланда.

Воланд по праву считается одним из главных персонажей «Мастера и Маргариты». Он даже в некотором роде импонирует многим читателям, и при поверхностном прочтении может показаться, что Князь тьмы — сама доброта и такой себе борец за справедливость, который воюет против человеческих пороков и помогает восторжествовать миру и любви.

Другие считают Воланда прообразом Сталина. Но на самом деле Воланд — не столь прост, как это может показаться на первый взгляд. Это очень многогранный и тяжелый для понимания персонаж. Такой образ, в общем-то, и подобает иметь Искусителю.

Это в некой мере классический прототип Антихриста, которого человечество должно было воспринять как нового Мессию. У образа Воланда также имеется множество аналогов в древней языческой мифологии. Вы также найдете некое сходство с духом тьмы из гётевского «Фауста».

3. Воланд и его свита.

Как человек не может существовать без тени, так и Воланд — не Воланд без своей свиты. Азазелло, Бегемот и Коровьев-Фагот — исполнители дьявольского правосудия. Иногда создается впечатление, что эти колоритные персонажи затмевают самого Сатану.

Стоит заметить, что за спиной у них отнюдь не однозначное прошлое. Возьмем, к примеру, Азазелло. Этот образ Михаил Булгаков позаимствовал из ветхозаветных книг, где упоминается о падшем ангеле, научившем людей изготовлять оружие и украшения.

Благодаря ему женщины освоили «блудливое искусство» раскрашивать лицо. Именно поэтому в романе Азазелло дает крем Маргарите и хитростью побуждает ее перейти на сторону зла.

Он, как правая рука Воланда, исполняет самую черную работу. Демон убивает барона Майгеля и отравляет влюбленных.

Бегемот — кот-оборотень, кривляка и потешник. Этот образ почерпнут из легенд о демоне обжорства. Его имя позаимствовано из Ветхого Завета, в одной из книг которого шла речь о морском чудовище Бегемоте, которое проживало вместе с Левиафаном.

Этот бес изображался в виде чудовища со слоновьей головой, хоботом, клыками, человеческими руками и задними лапами, как у бегемота.

4. Темная королева Марго или а-ля пушкинская Татьяна?

У многих, прочитавших роман, создается впечатление, что Маргарита — это некая романтическая натура, героиня пушкинских или тургеневских произведений.

Но корни этого образа лежат намного глубже. В романе подчеркнута связь Маргариты с двумя французскими королевами. Одна из них — всем известная королева Марго, жена Генриха IV, чья свадьба обернулась кровавой Варфоломеевской ночью.

Об этом темном действе, кстати, есть упоминания в романе. Маргарита по дороге на Великий бал у Сатаны встречает толстяка, который, узнав ее, обращается к ней со словами: «светлая королева Марго».

В образе Маргариты литературоведы также находят сходство и с другой королевой — Маргаритой Наваррской, одной из первых французских женщин-писательниц.

Булгаковская Маргарита также близка к изящной словесности, она влюблена в своего гениального писателя — Мастера.

5. Пространственно-временная связь «Москва — Ершалаим».

Одна из ключевых загадок «Мастера и Маргариты» – это место и время происходящих в романе событий. Вы здесь не найдете ни одной точной даты, от которой можно вести отсчет. В тексте имеются лишь намеки.

События в романе разворачиваются в Москве в Страстную неделю с 1 по 7 мая 1929 года. Эта часть книги тесно связана с так называемыми «Пилатовскими главами», где описывается неделя в Ершалаиме 29 года, которая впоследствии стала Страстной.

Внимательный читатель заметит, что в новозаветной Москве 1929 года и ветхозаветном Ершалаиме 29 года стоит одна и та же апокалипсическая погода, действия в обеих этих историях развиваются параллельно и в конце концов сливаются воедино, вырисовывая целостную картину.

6. Влияние каббалы.

Говорят, что Михаил Булгаков, когда писал роман, находился под сильным влиянием каббалистического учения. Это сказалось на самом произведении.

Только вспомните крылатые слова Воланда: «Никогда ничего не просите. Никогда и ничего, в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут».

Оказывается, в каббале запрещается принимать что-либо, если это не дар свыше, от Создателя. Такая заповедь противоречит христианству, в котором, например, не запрещается просить милостыню.

Одной из центральных идей каббалы является учение об «Ор а-Хаим» — «свете жизни». Считается, что Тора сама является светом. Достижение света зависит от желания самого человека.

В романе также на первый план выходит мысль о том, что человек самостоятельно осуществляет свой жизненный выбор.

Свет также сопровождает Воланда на протяжении всего романа. Когда Сатана исчезает со своей свитой, пропадает и лунная дорога.

7. Роман длиною в жизнь.

Последнюю рукопись романа, которая впоследствии дошла до нас, Михаил Афанасьевич Булгаков начал еще в 1937 году, но она не давала покоя писателю до самой смерти.

Он то и дело постоянно вносил в нее какие-то правки. Быть может, Булгакову казалось, что он плохо осведомлен в иудейской демонологии и Святом Писании, возможно, он чувствовал себя на этом поприще дилетантом.

Это всего лишь догадки, но точно ясно одно — роман писателю дался нелегко и практически «высосал» из него все жизненные силы.

Интересно знать, что последней правкой, которую Булгаков внес 13 февраля 1940 года, стали слова Маргариты: «Так это, стало быть, литераторы за гробом идут?».

Через месяц писатель умер. По словам жены Булгакова, последними его словами перед смертью
были: «Чтобы знали, чтобы знали…»

Как бы мы ни трактовали это произведение, его невозможно изучить полностью. Это настолько глубокий шедевр, что его можно разгадывать вечность, но так и не докопаться до его сути.

Главное, что этот роман заставляет задуматься о высоком и постигнуть важные жизненные истины.

"Как Отец знает Меня, так и я знаю Отца" (Ин. 10,15), - свидетельствовал Спаситель перед Своими учениками. "...Я не помню моих родителей. Мне говорили, что мой отец был сириец...", - утверждает бродячий философ Иешуа Га-Ноцри на допросе у пятого прокуратора Иудеи всадника Понтийского Пилата.
Уже первые критики, откликнувшиеся на журнальную публикацию романа Булгакова "Мастер и Маргарита", заметили, не могли не заметить реплику Иешуа по поводу записей его ученика Левия Матвея: "Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной. /.../ Ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты Бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал". Устами своего героя автор отверг истинность Евангелия.

И без реплики этой - различия между Писанием и романом столь значительны, что нам помимо воли нашей навязывается выбор, ибо нельзя совместить в сознании и душе оба текста. Должно признать, что наваждение правдоподобия, иллюзия достоверности - необычайно сильны у Булгакова. Бесспорно: роман "Мастер и Маргарита" - истинный литературный шедевр. И всегда так бывает: выдающиеся художественные достоинства произведения становятся сильнейшим аргументом в пользу того, что пытается внушить художник...
Сосредоточимся на главном: перед нами иной образ Спасителя. Знаменательно, что персонаж этот несет у Булгакова и иное звучание своего имени: Иешуа. Но это именно Иисус Христос. Недаром Воланд, предваряя повествование о Пилате, уверяет Берлиоза и Иванушку Бездомного: "Имейте в виду, что Иисус существовал" . Да, Иешуа - это Христос, представленный в романе как единственно истинный, в противоположность евангельскому, измышленному якобы, порожденному нелепостью слухов и бестолковостью ученика. Миф об Иешуа творится на глазах у читателя. Так, начальник тайной стражи Афраний сообщает Пилату сущий вымысел о поведении бродячего философа во время казни: Иешуа - вовсе не говорил приписываемых ему слов о трусости, не отказывался от питья. Доверие к записям ученика подорвано изначально самим учителем. Если не может быть веры свидетельствам явных очевидцев - что говорить тогда о позднейших Писаниях? Да и откуда взяться правде, если ученик был всего один (остальные, стало быть, самозванцы?), да и того лишь с большой натяжкой можно отождествить с евангелистом Матфеем. Следовательно, все последующие свидетельства - вымысел чистейшей воды. Так, расставляя вехи на логическом пути, ведет нашу мысль М. Булгаков. Но Иешуа не только именем и событиями жизни отличается от Иисуса - он сущностно иной, иной на всех уровнях: сакральном, богословском, философском, психологическом, физическом. Он робок и слаб, простодушен, непрактичен, наивен до глупости. Он настолько неверное представление о жизни имеет, что не способен в любопытствующем Иуде из Кириафа распознать заурядного провокатора-стукача. По простоте душевной Иешуа и сам становится добровольным доносчиком на верного ученика Левия Матвея, сваливая на него все недоразумения с толкованием собственных слов и дел. Тут уж, поистине: простота хуже воровства. Лишь равнодушие Пилата, глубокое и презрительное, спасает, по сути, Левия от возможного преследования. Да и мудрец ли он, этот Иешуа, готовый в любой момент вести беседу с кем угодно и о чем угодно?
Его принцип: "правду говорить легко и приятно". Никакие практические соображения не остановят его на том пути, к которому он считает себя призванным. Он не остережется, даже когда его правда становится угрозой для его же жизни. Но мы впали бы в заблуждение, когда отказали бы Иешуа на этом основании хоть в какой-то мудрости. Он достигает подлинной духовной высоты, возвещая свою правду вопреки так называемому "здравому смыслу": он проповедует как бы поверх всех конкретных обстоятельств, поверх времени - для вечности. Иешуа высок, но высок по человеческим меркам. Он - человек. В нем нет ничего от Сына Божия. Божественность Иешуа навязывается нам соотнесенностью, несмотря ни на что, его образа с Личностью Христа.Но можно лишь условно признать, что перед нами не Богочеловек, а человекобог. Вот то главное новое, что вносит Булгаков, по сравнению с Новым Заветом, в свое "благовествование" о Христе.
Опять-таки: и в этом не было бы ничего оригинального, если бы автор оставался на позитивистском уровне Ренана, Гегеля или Толстого от начала до конца. Но нет, недаром же именовал себя Булгаков "мистическим писателем", роман его перенасыщен тяжелой мистической энергией, и лишь Иешуа не знает ничего иного, кроме одинокого земного пути, - и на исходе его ждет мучительная смерть, но отнюдь не Воскресение.
Сын Божий явил нам высший образец смирения, истинно смиряя Свою Божественную силу. Он, Который одним взглядом мог бы уничтожить всех утеснителей и палачей, принял от них поругание и смерть по доброй воле и во исполнение воли Отца Своего Небесного. Иешуа явно положился на волю случая и не заглядывает далеко вперед. Отца он не знает и смирения в себе не несет, ибо нечего ему смирять. Он слаб, он находится в полной зависимости от последнего римского солдата, не способен, если бы захотел, противиться внешней силе. Иешуа жертвенно несет свою правду, но жертва его не более чем романтический порыв плохо представляющего свое будущее человека.
Христос знал, что Его ждет. Иешуа такого знания лишен, он простодушно просит Пилата: "А ты бы меня отпустил, игемон..." - и верит, что это возможно. Пилат и впрямь готов был бы отпустить нищего проповедника, и лишь примитивная провокация Иуды из Кириафа решает исход дела к невыгоде Иешуа. Поэтому, по Истине, у Иешуа нет не только волевого смирения, но и подвига жертвенности.
У него нет и трезвой мудрости Христа. По свидетельству евангелистов, Сын Божий был немногословен перед лицом Своих судей. Иешуа, напротив, чересчур говорлив. В необоримой наивности своей он готов каждого наградить званием доброго человека и договаривается под конец до абсурда, утверждая, что центуриона Марка изуродовали именно "добрые люди". В подобных идеях нет ничего общего с истинной мудростью Христа, простившего Своим палачам их преступление.
Иешуа же не может никому и ничего прощать, ибо простить можно лишь вину, грех, а он не ведает о грехе. Он вообще как бы находится по другую сторону добра и зла. Тут можно и должно сделать важный вывод: Иешуа Га-Ноцри, пусть и человек, не предназначен судьбой к совершению искупительной жертвы, не способен на нее. Это - центральная идея булгаковского повествования о бродячем правдовозвестителе, и это отрицание того важнейшего, что несет в себе Новый Завет.
Но и как проповедник Иешуа безнадежно слаб, ибо не в состоянии дать людям главного - веры, которая может послужить им опорой в жизни. Что говорить о других, если не выдерживает первого же испытания даже верный ученик, в отчаянии посылающий проклятия Богу при виде казни Иешуа.
Да и уже отбросивший человеческую природу, спустя без малого две тысячи лет после событий в Ершалаиме, Иешуа, ставший наконец Иисусом, не может одолеть в споре все того же Понтия Пилата, и бесконечный диалог их теряется где-то в глубине необозримого грядущего - на пути, сотканном из лунного света. Или здесь христианство вообще являет свою несостоятельность? Иешуа слаб, потому что не ведает он Истины. То центральный момент всей сцены между Иешуа и Пилатом в романе - диалог об Истине.
Что такое Истина? - скептически вопрошает Пилат.
Христос здесь безмолвствовал. Все уже было сказано, все возвещено. Иешуа же многословен необычайно: - Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе даже трудно глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет.
Христос безмолвствовал - и в том должно видеть глубокий смысл. Но уж коли заговорил - мы ждем ответа на величайший вопрос, какой только может задать человек Богу; ибо ответ должен звучать для вечности, и не один лишь прокуратор Иудеи будет внимать ему. Но все сводится к заурядному сеансу психотерапии. Мудрец-проповедник на поверку оказался средней руки экстрасенсом (выразимся по-современному). И нет никакой скрытой глубины за теми словами, никакого потаенного смысла. Истина оказалась сведенной к тому незамысловатому факту, что у кого-то в данный момент болит голова. Нет, это не принижение Истины до уровня обыденного сознания. Все гораздо серьезнее. Истина, по сути, отрицается тут вовсе, она объявляется лишь отражением быстротекущего времени, неуловимых изменений реальности. Иешуа все-таки философ. Слово Спасителя всегда собирало умы в единстве Истины. Слово Иешуа побуждает к отказу от такого единства, к дроблению сознания, к растворению Истины в хаосе мелких недоразумений, подобных головной боли. Он все-таки философ, Иешуа. Но его философия, внешне противостоящая как будто суетности житейской мудрости, погружена в стихию "мудрости мира сего".
"Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано: уловляет мудрых в лукавстве их. И еще: Господь знает умствования мудрецов, что они суетны" (1 Кор. 3, 19-20). Поэтому-то нищий философ сводит под конец все мудрствования не к прозрениям тайны бытия, а к сомнительным идеям земного обустройства людей.
"В числе прочего я говорил, - рассказывает арестант, - что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообше не будет надобна никакая власть". Царство истины? "Но что есть истина?" - только и можно спросить вслед за Пилатом, наслушавшись подобных речей. "Что есть истина? - Головная боль?" Ничего оригинального в такой интерпретации учения Христа нет. Еше Белинский в пресловутом письме к Гоголю утверждал о Христе: "Он первый возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения". Идея, на что и сам Белинский указал, восходит к материализму Просвещения, то есть к той самой эпохе, когда "мудрость мира сего" была обожествлена и возведена в абсолют. Стоило ли огород городить, чтобы возвращаться все к тому же?
Можно угадать при этом возражения поклонников романа: главной целью автора было художественное истолкование характера Пилата как психологического и социального типа, эстетическое его исследование. Несомненно, Пилат привлекает романиста в той давней истории. Пилат вообще одна из центральных фигур романа. Он крупнее, значительнее как личность, нежели Иешуа. Образ его отличается большей цельностью и художественной завершенностью. Все так. Но зачем ради того было кощунственно перекореживать Евангелие? Был же ведь тут какой-то смысл...
Но то большинством нашей читающей публики и вовсе как несущественное воспринимается. Литературные достоинства романа как бы искупают любое кощунство, делают его даже незаметным - тем более что публика настроена обычно если и не строго атеистически, то в духе религиозного либерализма, при котором за всякой точкой зрения на что угодно признается законное право существовать и числиться по разряду истины. Иешуа же, возводивший в ранг Истины головную боль пятого прокуратора Иудеи, давал тем самым своего рода идеологическое обоснование возможности сколь угодно многого числа идей-истин подобного уровня. Кроме того, булгаковский Иешуа предоставляет всякому, кто лишь пожелает, щекочущую возможность отчасти свысока взглянуть на Того, перед Кем церковь склоняется как перед Сыном Божиим. Легкость вольного обращения с Самим Спасителем, которую обеспечивает роман "Мастер и Маргарита" (утонченное духовное извращение эстетически пресыщенных снобов), согласимся, тоже чего-то стоит! Для релятивистски настроенного сознания тут и кощунства никакого нет.
Впечатление достоверности рассказа о событиях двухтысячелетней давности обеспечивается в романе Булгакова правдивостью критического освещения современной действительности, при всей гротескности авторских приемов. Разоблачительный пафос романа признается как несомненная нравственно-художественная ценность его. Но тут нужно заметить, что (как ни покажется то обидным и даже оскорбительным для позднейших исследователей Булгакова) сама тема эта, можно сказать, открыта и закрыта одновременно уже первыми критическими отзывами на роман, и прежде всего обстоятельными статьями В.Лакшина (Роман М.Булгакова "Мастер и Маргарита" // Новый мир. 1968. №6) и И.Виноградова (Завещание мастера // Вопросы литературы. 1968. №6). Что-либо новое сказать вряд ли удастся: Булгаков в своем романе дал убийственную критику мира недолжного существования, разоблачил, высмеял, испепелил огнем язвительного негодования до nec plus ultra (крайних пределов. - ред.) суетность и ничтожество нового советского культурного мещанства.
Оппозиционный по отношению к официальной культуре дух романа, а также трагическая судьба его автора, как и трагическая первоначальная судьба самого произведения, помогли вознесению созданного пером М.Булгакова на труднодосягаемую для любого критического суждения высоту. Все курьезно осложнилось и тем, что для значительной части наших полуобразованных читателей роман "Мастер и Маргарита" долгое время оставался едва ли не единственным источником, откуда можно было черпать сведения об евангельских событиях. Достоверность булгаковского повествования проверялась им же самим - ситуация печальная. Посягновение на святость Христа само превратилось в своего рода интеллигентскую святыню. Понять феномен шедевра Булгакова помогает мысль архиепископа Иоанна (Шаховского): "Одна из уловок духовного зла - это смешать понятия, запутать в один клубок нити разных духовных крепостей и тем создать впечатление духовной органичности того, что не органично и даже антиорганично по отношению к человеческому духу" . Правда обличения социального зла и правда собственного страдания создали защитную броню для кощунственной неправды романа "Мастер и Маргарита". Для неправды, объявившей себя единственной Истиной. "Там все неправда", - как бы говорит автор, разумея Священное Писание. "Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время". Правда же открывает себя вдохновенными прозрениями Мастера, о чем свидетельствует с несомненностью, претендующей на безусловное доверие наше, - Сатана. (Скажут: это же условность. Возразим: всякая условность имеет свои пределы, за которыми она безусловно отражает определенную идею, весьма определенную).

Роман Булгакова посвящен вовсе не Иешуа, и даже не в первую очередь самому Мастеру с его Маргаритой, но - Сатане. Воланд есть несомненный главный герой произведения, его образ - своего рода энергетический узел всей сложной композиционной структуры романа. Главенство Воланда утверждается изначально эпиграфом к первой части: "Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо".
Сатана действует в мире лишь постольку, поскольку ему дозволяется то попущением Всевышнего. Но все, совершающееся по воле Создателя, не может быть злом, направлено ко благу Его творения, есть, какой мерой то ни меряй, выражение высшей справедливости Господней. "Благ Господь ко всем, и щедроты Его на всех делах Его" (Пс.144, 9). (...)
Идея Воланда уравнивается в философии романа с идеей Христа. "Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом, - поучает свысока дух тьмы глуповатого евангелиста, - что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от деревьев и живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом? Ты глуп". Не высказывая прямо, Булгаков подталкивает читателя к догадке, что Воланд и Иешуа суть две равновеликие сущности, правящие миром. В системе же художественных образов романа Воланд и вовсе превосходит Иешуа - что для всякого литературного произведения весьма существенно.
Но одновременно читателя подстерегает в романе и страннейший парадокс: несмотря на все разговоры о зле, Сатана действует скорее вопреки собственной природе. Воланд здесь - безусловный гарант справедливости, творец добра, праведный судия для людей, чем и привлекает к себе горячее сочувствие читателя. Воланд - самый обаятельный персонаж романа, гораздо более симпатичный, нежели малохольный Иешуа. Он активно вмешивается во все события и всегда действует во благо - от наставительных увещеваний вороватой Аннушке до спасения из небытия рукописи Мастера. Не от Бога - от Воланда изливается на мир справедливость. Недееспособный Иешуа ничего не может дать людям, кроме абстрактных, духовно расслабляющих рассуждений о не вполне вразумительном добре да кроме туманных обещаний грядущего царства истины. Воланд твердой волей направляет деяния людей, руководствуясь понятиями вполне конкретной справедливости и одновременно испытывая к людям неподдельную симпатию, даже сочувствие.
И вот важно: даже прямой посланник Христа, Левий Матвей, "моляще обращается" к Воланду. Сознание своей правоты позволяет Сатане с долей высокомерия отнестись к неудавшемуся ученику-евангелисту, как бы незаслуженно присвоившему себе право быть рядом с Христом. Воланд настойчиво подчеркивает с самого начала: именно он находился рядом с Иисусом в момент важнейших событий, "неправедно" отраженных в Евангелии. Но зачем так настойчиво навязывает он свои свидетельские показания? И не он ли направлял вдохновенное прозрение Мастера, пусть и не подозревавшего о том? И он же спас рукопись, преданную огню. "Рукописи не горят" - эта дьявольская ложь привела когда-то в восторг почитателей булгаковского романа (ведь так хотелось в это верить!). Горят. Но что спасло эту? Для чего Сатана воссоздал из небытия сожженную рукопись? Зачем вообще включена в роман искаженная история Спасителя?
Давно уже сказано, что дьяволу особенно желательно, чтобы все думали, будто его нет. Вот то-то и утверждается в романе. То есть не вообще его нет, а не выступает он в роли соблазнителя, сеятеля зла. Поборником же справедливости - кому не лестно предстать в людском мнении? Дьявольская ложь становится стократ опаснее.
Рассуждая об этой особенности Воланда, критик И.Виноградов сделал необычно важный вывод относительно "странного" поведения Сатаны: он не вводит никого в соблазн, не насаждает зла, не утверждает активно неправду (что как будто должно быть свойственно дьяволу), ибо в том нет никакой нужды. По булгаковской концепции, зло и без бесовских усилий действует в мире, оно имманентно миру, отчего Воланду остается лишь наблюдать естественный ход вещей. Трудно сказать, ориентировался ли критик (вслед за писателем) сознательно на религиозную догматику, но объективно (хотя и смутно) он выявил важное: булгаковское понимание мира в лучшем случае основано на католическом учении о несовершенстве первозданной природы человека, требующей активного внешнего воздействия для ее исправления. Таким внешним воздействием, собственно, и занимается Воланд, карая провинившихся грешников. Внесение же соблазна в мир от него не требуется вовсе: мир и без того соблазнен изначально. Или же несовершенен изначально? Кем соблазнен, если не Сатаной? Кто совершил ошибку, сотворив мир несовершенным? Или не ошибка то была, а сознательный изначальный расчет? Роман Булгакова открыто провоцирует эти вопросы, хотя и не дает на них ответа. Додумываться должен читатель - самостоятельно.
В.Лакшин обратил внимание на иную сторону той же проблемы: "В прекрасной и человеческой правде Иешуа не нашлось места для наказания зла, для идеи возмездия. Булгакову трудно с этим примириться, и оттого ему так нужен Воланд, изъятый из привычной ему стихии разрушения и зла и как бы получивший взамен от сил добра в свои руки меч карающий". Критики заметили сразу: Иешуа воспринял от своего евангельского Прототипа лишь слово, но не дело. Дело - прерогатива Воланда. Но тогда... сделаем вывод самостоятельно... Иешуа и Воланд - не что иное, как две своеобразные ипостаси Христа? Да, в романе "Мастер и Маргарита" Воланд и Иешуа - это персонификация булгаковского осмысления двух сущностных начал, определивших земной путь Христа. Что это - своеобразная тень манихейства?

Но как бы там ни было, парадокс системы художественных образов романа выразился в том, что именно Воланд-Сатана воплотил в себе хоть какую-то религиозную идею бытия, тогда как Иешуа - и в том сошлись все критики и исследователи - есть характер исключительно социальный, отчасти философский, но не более. Можно лишь повторить вслед за Лакшиным: "Мы видим здесь человеческую драму и драму идей. /.../ В необыкновенном и легендарном открывается по-человечески понятное, реальное и доступное, но оттого не менее существенное: не вера, но правда и красота" .

Разумеется, в конце 60-х годов весьма соблазнительно было: как бы отвлеченно рассуждая о евангельских событиях, касаться больных и острых вопросов своего времени, вести рискованный, щекочущий нервы спор о насущном. Булгаковский Пилат давал богатый материал для грозных филиппик по поводу трусости, приспособленчества, потворствования злу и неправде - то звучит злободневно и до сих пор. (К слову: не посмеялся ли Булгаков лукаво над будущими своими критиками: ведь Иешуа вовсе не произносил тех слов, обличающих трусость, - они примыслены ничего не понявшими в его учении Афранием и Левием Матвеем). Понятен пафос критика, взыскующего возмездия. Но злоба дня остается лишь злобой. "Мудрость мира сего" не способна оказалась подняться до уровня Христа. Его слово понимается на уровне ином, на уровне веры.
Однако "не вера, но правда" привлекает критиков в истории Иешуа. Знаменательно само противопоставление двух важнейших духовных начал, на религиозном уровне не различаемых. Но на низших-то уровнях смысла "евангельских" глав романа невозможно осознать, произведение остается непонятым.
Разумеется, критиков и исследователей, стоящих на позициях позитивистски-прагматических то и не должно смущать. Религиозного уровня для них и нет вовсе. Показательно рассуждение И.Виноградова: для него "булгаковский Иешуа - это на редкость точное прочтение этой легенды (т.е. "легенды" о Христе. - М.Д.), ее смысла - прочтение, в чем-то гораздо глубже и вернее, чем евангельское ее изложение".
Да, с позиции обыденного сознания, по человеческим меркам - неведение сообщает поведению Иешуа пафос героического бесстрашия, романтического порыва к "правде", презрения к опасности. "Знание" же Христом Своей судьбы как бы (по мысли критика) обесценивает Его подвиг (какой-де тут подвиг, если хочешь - не хочешь, а чему суждено, то и сбудется). Но высокий религиозный смысл совершившегося ускользает таким образом от нашего понимания. Непостижимая тайна Божественного самопожертвования - наивысший пример смирения, приятие земной смерти не ради отвлеченной правды, но во спасение человечества - конечно, для атеистического сознания то суть лишь пустые "религиозные фикции", но надо же признать хотя бы, что даже как чистая идея эти ценности гораздо важнее и значительнее, нежели любой романтический порыв.
Легко просматривается истинная цель Воланда: десакрализация земного пути Сына (сына Бога) - что и удается ему, судя по первым же отзывам критиков, вполне. Но не просто заурядный обман критиков и читателей замыслил Сатана, создавая роман об Иешуа - а ведь именно Воланд, отнюдь не Мастер, является истинным автором литературного опуса об Иешуа и Пилате. Напрасно Мастер самоупоенно изумляется, как точно "угадал" он давние события. Подобные книги "не угадываются" - они вдохновляются извне. И если Священное Писание - Боговдохновенно, то источник вдохновения романа об Иешуа также просматривается без труда. Впрочем, основная часть повествования и без всякого камуфляжа принадлежит именно Воланду, текст Мастера становится лишь продолжением сатанинского измышления. Повествование Сатаны включается Булгаковым в сложную мистическую систему всего романа "Мастер и Маргарита". Собственно, название это затемняет подлинный смысл произведения. Каждый из этих двух выполняет особую роль в том действе, ради которого Воланд прибывает в Москву. Если взглянуть непредвзято, то содержание романа, легко увидеть, составляет не история Мастера, не литературные его злоключения, даже не взаимоотношения с Маргаритой (все то вторично), но история одного из визитов Сатаны на землю: с началом оного начинается и роман, концом его же и завершается. Мастер представляется читателю лишь в 13 главе, Маргарита и того позднее по мере возникновения потребности в них у Воланда. С какой же целью посещает Воланд Москву? Чтобы дать здесь свой очередной "великий бал". Но не просто же потанцевать замыслил Сатана.
Н. К. Гаврюшин, исследовавший "литургические мотивы" романа Булгакова, доказательно обосновал важнейший вывод: "великий бал" и вся подготовка к нему составляют не что иное, как сатанинскую антилитургию, "черную мессу".
Под пронзительный крик "Аллилуйя!" беснуются на том балу присные Воланда. Все события "Мастера и Маргариты" стянуты к этому смысловому центру произведения. Уже в начальной сцене - на Патриарших прудах - начинается подготовка к "балу", своего рода "черная проскомидия". Гибель Берлиоза оказывается вовсе не нелепо случайной, но включенной в магический круг сатанинской мистерии: отрезанная голова его, украденная затем из гроба, превращается в потир, из которого в завершение бала "причащаются" преобразившийся Воланд и Маргарита (вот одно из проявлений антилитургии - пресуществление крови в вино, таинство навыворот). Бескровная жертва Божественной Литургии подменяется здесь жертвой кровавой (убийство барона Майгеля).
На Литургии в храме читается Евангелие. Для "черной мессы" надобен иной текст. Роман, созданный Мастером, становится не чем иным, как "евангелием от Сатаны", искусно включенным в композиционную структуру произведения об анти-литургии. Вот для чего была спасена рукопись Мастера. Вот зачем оболган и искажен образ Спасителя. Мастер исполнил предназначенное ему Сатаной.
Иная роль у Маргариты, возлюбленной Мастера: в силу неких особых присущих ей магических свойств она становится источником той энергии, которая оказывается необходимой всему бесовскому миру в определенный момент его бытия, - ради чего и затевается тот "бал". Если смысл Божественной Литургии - в евхаристическом единении со Христом, в укреплении духовных сил человека, то анти-литургия дает прибыток сил обитателям преисподней. Не только неисчислимое сборище грешников, но и сам Воланд-Сатана как бы обретает здесь новое могущество, символом чего становится изменение его внешнего облика в момент "причащения", а затем и полное "преображение" Сатаны и его свиты в ночь, "когда сводятся все счеты".
Перед читателем, таким образом, совершается некое мистическое действо: завершение одного и начало нового цикла в развитии запредельных основ мироздания, о которых человеку можно дать лишь намек - не более того.
Таким "намеком" становится роман Булгакова. Источников для такого "намека" выявлено уже множество: здесь и масонские учения, и теософия, и гностицизм, и иудаистические мотивы... Мировоззрение автора "Мастера и Маргариты" оказалось весьма эклектичным. Но главное - антихристианская направленность его - вне сомнения. Недаром так заботливо маскировал Булгаков истинное содержание, глубинный смысл своего романа, развлекая внимание читателя побочными частностями. Темная мистика произведения помимо воли и сознания проникает в душу человека - и кто возьмется исчислить возможные разрушения, которые могут быть в ней тем произведены?

М. М. Дунаев

""Фантастический роман", который создавался Булгаковым в последние двенадцать лет его жизни, признаётся лучшим произведением писателя, в котором он, как бы "итожа то, что прожито", сумел с поразительной глубиной осмыслить и с глубокой художественной убедительностью воплотить своё понимание коренных вопросов бытия: вера и неверие. Бог и Дьявол, человек и его место в мироздании, душа человека и ответственность ее перед Высшим Судиёй, смерть, бессмертие и смысл человеческого существования, любовь, добро и зло, ход истории и место человека в нём. Можно говорить, что Булгаков оставил читателям роман-завещание, который не просто "преподносит сюрпризы", но и постоянно ставит вопросы, ответы на которые каждый из читателей должен отыскать в соотнесении произведения с собственными представлениями о том, что значат лично для него эти "вечные проблемы".

Очень интересна композиция романа "Мастер и Маргарита", который справедливо называют "двойным романом" - ведь "Роман о Понтии Пилате", созданный Мастером, ювелирно "вписан" в собственно роман, становясь неотъемлемой его частью, делая это произведение в жанровом плане уникальным: противопоставленность и единство двух "романов" образуют некий сплав несовместимых внешне приёмов создания повествования, который можно назвать "стилем Булгакова". Здесь особое значение приобретает образ автора, который в каждом из романов занимает значительное место, но проявляет себя по-разному. В "романе Мастера" о Иешуа и Пилате автор специально самоустраняется, его как бы нет в этом почти хроникально точном изложении событий, его "присутствие" выражается в присущем эпосу авторском взгляде на изображаемое, выражение его нравственной позиции как бы "растворяется" в художественной ткани произведения. В собственно же "романе" автор открыто провозглашает своё присутствие ("За мной, мой читатель!"), он подчеркнуто пристрастен в изображении событий и персонажей, но при этом его авторская позиция не может быть понята легко, она особым образом "спрятана" в буффонаде, насмешке, иронии, нарочитой доверчивости и прочих художественных приемах.

Философской основой нравственной позиции писателя являются идеи "доброй воли" и "категорического императива" как обязательных условий существования человеческой личности и разумно устроенного общества, и именно они служат "пробным камнем" для оценки каждого из героев и исторических событий, изображённых в обоих романах, которые роднит общность нравственной ситуации: эпоха Иешуа и эпоха Мастера - это время выбора, который предстоит сделать каждому из героев и обществу в целом. В этом плане очевидно противостояние этих центральных образов.

"Иешуа, по кличке Га-Ноцри " в романе "Мастер и Маргарита" представляет собой человека, изначально несущего в себе добро и свет, и такое его отношение к миру основано на той нравственной силе, которая присуща этому слабому, беззащитному человеку, находящемуся во власти прокуратора Пилата, но стоящему неизмеримо выше всех тех, кто, кажется, властен над ним. Много спорят о том, насколько образ Иешуа близок к евангельскому Христу, но, при их несомненном сходстве, отличает их то, что герои Булгакова изначально не воспринимает сам себя как Мессию, он прежде всего человек по своему поведению и отношению к себе. Однако это происходит только потому, что на самом деле он-то и является той высшей силой, которая определяет все происходящее - и именно он "вершит судьбы" героев, именно с ним особым образом спорит Воланд, по-своему восстанавливая попранную в мире "Массолитов" справедливость, в конечном итоге, именно к нему обращены все помыслы героев романа, осознают или нет они это. Можно сказать, что образ Иешуа в романе "Мастер и Маргарита" - это духовный центр произведения, это то нравственное начало, которое обеспечивает возможность существования мира.

Образ Мастера в романе "Мастер и Маргарита" - это трагический образ человека, которому свыше был вручён "дар Слова", который сумел прочувствовать это, выполнить возложенную на него миссию - но потом оказался не в силах удержаться на той нравственной высоте, на которую он был поднят своим творчеством. В отличие от Иешуа, носителя и воплощения "доброй воли", Мастер лишь на время проникается идеей служения добру как основой жизни, но реальное столкновение с этой самой "жизнью" (донос Алоизия Магарыча, клиника профессора Стравинского) заставляет его предать самого себя, то лучшее, что в нём было, отречься не только от своего романа, но, по сути, от всего того, что было связано с идеей преобразования жизни. По-человечески можно понять человека, которого "хорошо отделали" (по выражению Воланда) и который признаётся в своем поражении: "Я возненавидел этот роман и я боюсь.. Я теперь никто.. Ничего больше не хочу в жизни... У меня больше нет никаких мечтаний и вдохновений" Однако каждому из людей в жизни определен свои путь, Божий Промысел определяет место каждого из нас в этом мире, и поэтому Мастер, отрекшийся от своего романа (и значит, от себя самого), оказывается, "не заслужил света, он заслужил покой", который, наверное, может излечить его измученную душу для того, чтобы... но куда тогда он сможет деться от воспоминаний о своей капитуляции перед миром обыденности и бездуховности?..

Носителем высшей справедливости в романе Булгакова "Мастер и Маргарита" выступает Воланд , сатана, прибывший со своей свитой в Москву для того, чтобы "повидать москвичей", чтобы понять, насколько "новый строй" изменил людей, которые, как ему это отлично известно, не склоны к тому, чтобы становиться лучше. И действительно, "сеанс", на котором москвичи полностью "разоблачаются" (и не только в прямом смысле слова), Степа Лиходеев и прочие, сатирически изображенные образы, вроде бы убеждают его, что "эти горожане" "внутренне" не изменились, поэтому у него есть все основания для того, чтобы сделать свой малооптимистический вывод: "... люди как люди, ... обыкновенные люди...". Однако история Мастера и Маргариты показывает сатане, что и в этом мире "обыкновенных" людей есть нечто, восходящее совсем к иным нравственным категориям - есть самоотверженная, преданная любовь, когда "Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого любит".

Самоотверженность Маргариты , готовой ради спасения любимого человека переступить грань, отделяющую Добро от Зла, очевидна, но здесь Булгаков показывает нам не просто любовь, а любовь, противостоящую общепринятым нормам, возвышающую людей, которые вроде бы эти нормы нарушают. Ведь отношения Маргариты с Мастером - это нарушение ею супружеской верности, она ведь замужем, и муж ее замечательно относится к ней. Но этот "брак без любви", превратившийся в мучение, оказывается несостоятельным тогда, когда героиня оказывается во власти настоящего чувства, отметающего все, что мешает людям быть счастливыми.

Вероятно, готовность Маргариты любой ценой спасти любимого вызвана ещё и тем, что она испытывает чувство вины за то, что слишком долго медлила с уходом от мужа, наказанием за что и стала утрата Мастера. Но, согласившись стать королевой бала Сатаны, пройдя через все, что было ей уготовано, в самый последний момент героиня оказывается не в состоянии сделать то, ради чего она пошла на такие испытания, - она просит Воланда не о том, чтобы ей вернули любимого, а о несчастной Фриде, которой пообещала помощь... Вероятно, здесь можно говорить о полном торжестве "доброй воли", и именно этим своим поступком Маргарита доказывает, что она, несмотря ни на что, человек по-настоящему нравственный, ведь слова "заветные и приготовленные в душе", она так и не смогла произнести... И как бы она сама себя не убеждала, что она "легкомысленный человек", прав все-таки Воланд: она "высокоморальный человек". Просто не ее вина в том, что она живёт в том мире, где подлинные нравственные ценности для большинства людей недоступны.

Большое значение в романе "Мастер и Маргарита" имеет образ поэта Ивана Бездомного, ставшего впоследствии профессором Иваном Николаевичем Поныревым. Этот человек, одаренный поэт ("изобразительная... сила... таланта"), после встречи с Мастером понимает свою нравственную неготовность быть служителем Слова, он является как бы учеником Мастера, который сознательно отходит от избранного пути, повторяя тем самым судьбу своего учителя.

Сатирический "пласт" анализируемого романа Булгакова очень убедителен, здесь писатель использует широкую палитру изобразительных средств - от юмора до фарса и гротеска, он рисует общество людей, занятых своими мелкими делишками, устраивающихся в жизни любой ценой, от лести до доносов и предательства. На фоне подлинно нравственных отношений главных героев такая "жизнь" не может не вызывать осуждения, но писатель скорее жалеет большинство своих героев, нежели осуждает их, хотя, разумеется, такие образы, как Берлиоз и критик Латунский, выписаны весьма однозначно.

Вернемся к образу Воланда . Его "деятельность" в Москве стала особой формой восстановления справедливости - во всяком случае, он покарал тех, кого нельзя было не покарать, и помог тем, кто вправе был рассчитывать на помощь высших сил. Булгаков показывает, что Воланд выполняет волю Иешуа, являясь как бы его посланником в этом мире. Конечно, с точки зрения христианской этики такое недопустимо. Бог и Сатана - это антиподы, но как быть, если в этом мире все настолько перепуталось, что трудно понять, каким образом можно заставить людей вспомнить о том, что они-то все-таки создания Божьи?.. В этой связи трагическим представляется роль в романе Понтия Пилата , предназначением которого было осуждение на смерть Иешуа, который пытался его спасти и потом мучился содеянным - ведь по сути прокуратор Иудеи играет на земле ту же роль, которая в мироздании (по мысли Булгакова) отведена Воланду: быть судьёй. Пилат внутренне ощущает невозможность послать на смерть "бродячего философа", но делает это. Воланд, похоже, не испытывает внутренних переживаний и колебаний, но почему же он тогда так эмоционально реагирует на просьбу Маргариты?..

Явная противоречивость образа Воланда, странное родство его с Иешуа и Пилатом делают этот образ во многом трагическим: его кажущееся всемогущество на самом деле не может ничего изменить в этом мире, потому что не в его силах приблизить наступление "царства истины" - не от него это зависит... "Вечно хотеть зла" - и "вечно совершать благо" - вот удел Воланда, потому что этот путь определен ему Тем, кто "подвесил нить жизни"...

Роман "Мастер и Маргарита", анализ которого мы провели, принадлежит к тем произведениям в истории человечества, которые стали неотъемлемой частью его духовной жизни. "Вечные проблемы" и сиюминутные "истины", исчезающие вместе с закатом солнца, высокий пафос и трагизм и явная сатира и гротеск, любовь и предательство, вера и ее утрата, Добро и Зло как состояние души человека, - вот о чём этот роман. Каждое обращение к нему - это новое приобщение к миру непреходящих нравственных ценностей и подлинной культуры.

М. Булгаков – прямой наследник великой традиции русского философского романа XIX века – романа Толстого и Достоевского. Его Иешуа, этот удивительный образ обычного, земного, смертного человека, проницательного и наивного, мудрого и простодушного, потому и противостоит как нравственная антитеза своему могущественному и куда более трезво видящему жизнь собеседнику, что никакие силы не могут заставить его изменить добру…

Да, это сатира – настоящая сатира, веселая, дерзкая, забавная, но и куда более глубокая, куда более внутренне серьезная, чем это может показаться на первый взгляд. Это сатира особого рода, не так уж часто встречающаяся, – сатира нравственно-философская…

М. Булгаков судит своих героев по самому строгому счету – по счету человеческой нравственности…

Мастер тоже остается верен себе до конца во многом, почти во всем. Но все-таки кроме одного: в какой-то момент, после потока злобных, угрожающих статей, он поддается страху. Нет, это не трусость, во всяком случае, не та трусость, которая толкает к предательству, заставляет совершать зло. Мастер никого не предает, не совершает никакого зла, не идет ни на какие сделки с совестью. Но он поддается отчаянию, он не выдерживает враждебности, клеветы, одиночества. , он сломлен, ему скучно, и он хочет в подвал. Вот поэтому он и лишен света…

Вот почему, не снимая со своего героя его личной вины, он сам автор страдает вместе с ним – он любит его и протягивает ему руку. Вот почему и вообще тема сострадания, милосердия, то исчезая, то вновь возникая, пройдет через весь роман… (Из статьи «Завещание мастера»)

В. Лакшин

…То, что автор свободно соединяет несоединимое: историю и фельетон, лирику и миф, быт и фантастику, – создает некоторую трудность при определении жанра этой книги. …Ее можно было бы, вероятно, назвать комической эпопеей, сатирической утопией и еще как-нибудь иначе… В «Мастере и Маргарите» Булгаков нашел форму, наиболее адекватную его оригинальному таланту, и оттого многое, что мы находим порознь в других вещах автора, как бы слилось здесь воедино…

Одну из сильных сторон таланта Булгакова составляла редкая сила изобразительности, та конкретность восприятия жизни, которую называли когда-то «тайновидением плоти», способность даже явление метафизическое воссоздать в прозрачной четкости очертаний, без всякой расплывчатости и аллегоризма – словом, так, как будто это происходит у нас на глазах и едва ли не с нами самими.

…У Булгакова – в необыкновенном и легендарном открывается по-человечески понятное, реальное и доступное, но оттого не менее существенное: не вера, но правда и красота. Зато в обыкновенном, житейском и примелькавшемся остро-иронический взгляд писателя обнаруживает немало загадок и странностей…

Так самобытно переосмыслен Булгаковым образ Воланда – Мефистофеля и его присных. Антитеза добра и зла в лице Воланда и Иешуа не состоялась. Нагоняющий на непосвященных мрачный ужас Воланд оказывается карающим мечом в руках справедливости и едва ли не волонтером добра…

…Пора отметить то общее, что сближает многоразличные и на первый взгляд автономные пласты повествования. И в истории московских похождений Воланда, и в духовном поединке Иешуа с Понтием Пилатом, и в драматической судьбе Мастера и Маргариты неумолчно звучит один объединяющий их мотив: вера в закон справедливости, правого суда, неизбежного возмездия злу…

Справедливость в романе неизменно празднует, победу, но достигается это чаще всего колдовством, непостижимым образом…

Разбор романа привел нас к мысли о «законе справедливости» как о главной идее булгаковской книги. Но существует ли и впрямь такой закон? В какой мере оправданна вера писателя в него?

(Из статьи «Романа Булгакова «Мастер и Маргарита»)

Итак, не только сама история взаимоотношений Понтия Пилата и Иешуа Га-Ноцри, но и то, как она была выражена Мастером в слове, – представляет собой некую объективную реальность, не вымышленную, не сочиненную, а угаданную Мастером и перенесенную им на бумагу. Вот почему рукопись Мастера не может сгореть. Говоря проще, рукопись романа, написанного Мастером, эти хрупкие, непрочные листы бумаги, испещренные буквами, – это лишь внешняя оболочка созданного им произведения, его тело. Оно, разумеется, может быть сожжено в печке. Оно может сгореть точно так же, как сгорает в печи крематория тело умершего человека. Но помимо тела у рукописи есть еще душа. И она – бессмертна. Сказанное относится не только к рукописи, написанной Мастером. И вообще не только к рукописям. Не только к «творчеству и чудотворчеству». Не исчезает, не может исчезнуть, бесследно раствориться в небытии все, что имеет душу. Не только сам человек, но и каждый поступок человека, каждый его жест, каждое движение его души…

Пилат у Булгакова наказан не за то, что он санкционировал казнь Иешуа. Если бы он совершил то же самое, находясь в ладу с самим собой и своим понятием о долге, чести, совести, за ним не было бы никакой вины. Его вина в том, что он не сделал то, что, оставаясь самим собой, должен был сделать… Вот за что он подлежит суду высших сил. Не за то, что отправил на казнь какого-то бродягу, а за то, что сделал это вопреки себе, вопреки своей воле и своим желаниям, из одной только трусости…

Булгаков, безусловно, верил в то, что жизнь человека на земле не сводится к его плоскому, двухмерному земному бытию. Что есть еще какое-то иное, третье измерение, придающее этой земной жизни смысл и цель. Порой это третье

Измерение явственно присутствует в жизни людей, они о нем знают, и знание это окрашивает всю их жизнь, придавая смысл каждому их поступку. А порой торжествует уверенность, что никакого третьего измерения нет, что в мире царит хаос и его верный слуга – случай, что жизнь бесцельна и лишена смысла. Но это – иллюзия. И дело писателя как раз в том и состоит, чтобы факт существования этого третьего измерения, скрытого от наших глаз, делать явным, постоянно напоминать людям о том, что это третье измерение и есть высшая, истинная реальность…

(Из статьи «Каждому – по его вере»)

В. Агеносов

Образцом следования нравственной заповеди любви является в романе Маргарита. В критике отмечалось, что это единственный персонаж, не имеющий двойника в мифологическом сюжете повествования. Тем самым Булгаков подчеркивает неповторимость Маргариты и владеющего ею чувства, доходящего до полного самопожертвования…

С образом Маргариты связана излюбленная булгаковская тема любви к семейному очагу. Комната Мастера в доме застройщика с неизменной для художественного мира Булгакова настольной лампой, книгами и печкой становится еще уютнее после появления здесь Маргариты – . музы Мастера.

(Из статьи «Триждыромантический мастер»)

Б. Соколов

С образом Маргариты в романе связан мотив милосердия… Подчеркнем, что мотив милосердия и любви в образе Маргариты решен иначе, чем в гетевской поэме, где перед силой любви «сдалась природа сатаны… он не снес ее укола. Милосердие побороло», и Фауст был отпущен в свет. У Булгакова милосердие к Фриде проявляет Маргарита, а не сам Во ланд. Любовь никак не влияет на природу сатаны, ибо на самом деле судьба гениального Мастера предопределена Воландом заранее. Замысел сатаны совпадает с тем, чем просит наградить Мастера Иешуа, и Маргарита здесь – часть этой награды.

В образной системе романа "Мастер и Маргарита" конкретное время происходящих в Москве событий играет весьма существенную, даже определяющую роль для понимания его смысла, а также позиции и намерений М.А. Булгакова. Однако на этом вопросе никто из исследователей практически не останавливается, принимая за аксиому чье-то весьма авторитетное утверждение о том, что в "московских" главах романа описана литературная и окололитературная среда конца двадцатых годов. В то же время, Булгаков включил в текст романа несколько независимых друг от друга "ключей", позволяющих датировать события не только годом и месяцем, но даже конкретными числами. Определение этих дат значительно приближает к разгадке идейного замысла романа, поскольку однозначно указывает на личность реального прототипа Мастера (при всей безусловной синтетичности этого и других образов).

Однако, прежде чем приступать к определению дат, необходимо уяснить, насколько достоверными являются временные признаки, содержащиеся в литературном произведении такого жанра. О их надежности Булгаков должен был обязательно просигнализировать в тексте, дав дополнительный "ключ", облеченный в броскую, парадоксальную форму.

В качестве такого "ключа" можно рассматривать реакцию Маргариты на замечание Воланда о том, что Пилат "каждое полнолуние испытывает беспокойство": "Двенадцать тысяч лун за одну когда-то, не слишком ли это много?" Броская парадоксальность этой фразы, увязанной Булгаковым с темой милосердия, заключается в том, что за 19 веков, прошедших со времени казни Христа, полнолуний было почти в два раза больше! Но всеведущий Воланд не поправил Маргариту, из чего можно усмотреть намек на какую-то астрономическую особенность. Действительно, полнолуние, строго говоря, является не периодом, а кратким мгновением и может фиксироваться только на той половине земного шара, которая обращена к Луне. Поскольку синодический месяц содержит не целое число суток, каждое последующее полнолуние наблюдается в разных частях земного шара. Поэтому за длительный период времени в каждой конкретной точке Земли наблюдается только половина всех полнолуний.

Исходя из длительности земного года и синодического месяца, путем несложных расчетов нетрудно убедиться, что, несмотря на диктуемое спецификой жанра округление Маргаритой количества полнолуний до целого числа тысяч, фактическая ошибка составляет менее двух процентов. То, что бросается в глаза как явная и грубая ошибка, на самом деле таковой не является. Этот вывод представляется достаточным, чтобы принять описанный парадоксальный эпизод как прямое указание Булгаковым на достоверность включенных в текст временных меток.

Определение года действия. Нижним допустимым пределом дат является 1929 год, с которого издается "Литературная газета". Ее экземпляр со стихами и портретом Бездомного оказался в руках Воланда в эпизоде на Патриарших прудах. Верхний предел возможных дат - 1936 год: в Варьете в публику падали белые червонцы; такой цвет они имели до 1 января 1937 года, когда произошла денежная реформа.

Более точно датировать действие позволяет фраза: "нас в МАССОЛИТе три тысячи сто одиннадцать членов". Известно, что к открытию Первого съезда писателей в августе 1934 года в ССП насчитывалось 2,5 тысячи членов. О росте их числа можно почерпнуть информацию из опубликованной 10 апреля 1936 года в "Литературной газете" статьи Горького "О формализме" - фактически итоговой в кампании по искоренению "буржуазных тенденций" в литературе. В ней, кроме осуждения "формальной" трактовки вопроса о свободе творчества, а также "Мальтусов", "Уэлльсов" и "различных Хэмингуэев", содержится следующая информация: "За 19 месяцев, истекших со времени съезда, 3.000 членов союза писателей дали удивительно мало "продукции" своего творчества".

Таким образом, нижний предел времени действия в романе поднимается до 1936 года. Такой же вывод следует и из содержащейся в пятой главе романа фразы: "Третий год вношу денежки, чтобы больную базедовой болезнью жену отправить в этот рай..." - сказал новеллист Иероним Поприхин". С учетом времени начала приема в члены ССП (май 1934 года), "третий год" не может наступить ранее 1936-го. Но 1936 год - одновременно и верхний предел возможных дат.

Следовательно, четыре дня в романе со среды по субботу отнесены автором к 1936 году.

Месяц действия в романе. Упомянув, что действие происходило в мае, Булгаков неоднократно вносит поправки путем повторения фенологических признаков, переносящих действие в июнь: кружевная тень от акации может быть только в этом месяце, так как это дерево начинает распускаться поздно, в последних числах мая; в июле тень акации уже сплошная.

Конкретное число можно извлечь из вложенной в уста Воланда фразы: "Мой глобус гораздо удобнее, тем более что события мне нужно знать точно. Вот, например, видите этот кусок земли, бок которого моет океан? Смотрите, вот он наливается огнем. Там началась война".

Слова "знать точно" могут содержать намек на наличие в этой фразе конкретной даты. Сочетание слов "кусок земли" исключает понятие о континенте, а "омываемый океаном бок" - об острове. Судя по всему, речь идет о полуострове. Действительно, в 1936 году вспыхнула гражданская война в Испании, начало которой датируется 17-18 июля (БСЭ). Учитывая, что этот разговор Воланда с Маргаритой происходил в ночь перед смертью Мастера, можно сделать предположение, что развязка действия в романе (получение Мастером "покоя") датируется 18 днем месяца1.

В день 18 июня 1936 года в Горках под Москвой умер А. М. Горький. В романе "официальная" смерть Мастера наступила в клинике Стравинского под Москвой.

Этот первичный и, безусловно, нуждающийся в проверке вывод тем не менее сразу наполняет конкретным смыслом целый ряд эпизодов в романе. На одном из них стоит остановиться сразу.

Перед обретением "покоя" Мастер говорит Иванушке: "Прощай, ученик". Здесь будет уместным привести заголовки некоторых материалов из траурного номера "Литературной газеты" от 20 июня 1936 года: "Прощай, учитель" - редакционная, "Ушел учитель", "Настоящий революционный учитель", "Друг и учитель трудящихся", "Ушел великий учитель советского народа", "Памяти великого учителя", "Будем учиться у Горького".

В редакционной статье "Правды" от 19 июня 1936 года о Горьком говорится как о "великом мастере культуры". Аналогичное определение, содержащееся и в другой статье этого номера, многократно употребляется в эти дни практически всеми средствами массовой информации. Даже одного этого обстоятельства достаточно, чтобы и без выкладок о датах усомниться в том, что Булгаков мог подразумевать себя в качестве прототипа главного героя романа, приписав себе понятия "мастер" и "учитель", фактически канонизированные в те годы в отношении Горького.

Дублирование зашифровки даты. Описывая предсказание Воландом смерти Берлиоза, Булгаков вложил в уста профессора воспринимаемые как кабалистическое заклинание слова: "Раз, два... Меркурий во втором доме... Луна ушла". Упоминание о Луне исключает толкование о Меркурии как мифологическом покровителе торговли, сводя круг поиска решений к астрономическим аспектам.

Меркурий в течение года проходит все созвездия Зодиака, счет которых начинается с Овна. Во "втором доме" планет - созвездии Тельца - Меркурий находится с середины мая до третьей декады июня. В этот период в 1936 году имели место два новолуния, намек на которые усматривается в употреблении Булгаковым слова "ушла" вместо характеризующего суточный цикл "зашла". Одно из них имело место в мае, второе - в июне, незадолго перед переходом Меркурия в созвездие Близнецов. Неопределенность устраняется началом фразы Воланда "раз, два...", из которого можно сделать вывод о необходимости выбора именно второго новолуния, то есть 19 июня.

При этом оказывается, что современникам писателя вовсе не требовалось прибегать к математическим расчетам и эфемеридам планет. Для них одного упоминания о планете Меркурий было достаточно для непосредственного ассоциирования с июнем 1936 года, поскольку с этой планетой было связано всем известное уникальное событие. О нем писали газеты в тех же номерах, которые были практически полностью заполнены материалами, связанными с кончиной Горького.

Близость Меркурия к Солнцу затрудняет его визуальное наблюдение; имеются утверждения о том, что даже не всем профессиональным астрономам удавалось увидеть эту планету в течение всей жизни. Поэтому, когда в день прощания с телом Горького миллионы жителей страны увидели Меркурий днем, причем невооруженным глазом, это событие запомнилось не только как уникальное астрономическое явление, но и как ассоциирующееся с великой утратой, которая расценивалась как вторая по значению после смерти В. И. Ленина.

Астрономическое событие, во время которого был виден Меркурий, описано в 29 главе романа: "Черная туча поднялась на западе и до половины отрезала солнце. Потом она накрыла его целиком. На террасе посвежело. Еще через некоторое время стало совсем темно. Эта тьма, пришедшая с запада, накрыла громадный город. Исчезли мосты, дворцы. Все пропало, как будто этого никогда не было на свете".

Это - не только аллегория, объединяющая два разделенные 19 веками события в Ершалаиме и в Москве; не только параллель с пришедшей со Средиземного моря тьмой, которая "накрыла ненавидимый прокуратором город"; это - практически репортерское описание "первого советского", по определению Горьковского астрономо-геофизического общества, солнечного затмения, вступившего в свою полную фазу над Средиземным морем и прошедшего в этой фазе через всю территорию СССР - от Туапсе до тихоокеанского побережья. Оно сопровождалось понижением температуры и ветром. В Москве степень покрытия солнечного диска Луной составила 78 процентов.

В романе "тьма" пришла после смерти Мастера, но перед обретением им "покоя"; затмение имело место 19 июня 1936 года - на следующий день после кончины Горького, но перед погребением его праха на Красной площади 20 июня.

Этот пример наглядно иллюстрирует то изящество, с которым Булгаков решает очень непростую задачу - дать без ущерба для повествования фактический материал, позволяющий непосредственно, без расчетов и таблиц, ассоциировать смерть Мастера с кончиной Горького.

Уяснение важности временных меток для раскрытия содержания романа дает возможность понять мотивы некоторых изменений, внесенных Булгаковым в более поздние его редакции. Л. М. Яновская в комментариях к одному из последних изданий романа (Киев: Днiпро, 1989) приводит такие изменения; из них по крайней мере одно непосредственно связано с системой формирования временных меток. Речь идет о географическом месте, в которое по воле Воланда был перенесен Степа Лиходеев. В соответствии с первоначальным замыслом таким местом был Владикавказ, позже Булгаков изменил его на Ялту. Причину такого изменения можно объяснить тем, что в 1931 году Владикавказ был переименован в Орджоникидзе; в эпизодах с Лиходеевым фигурирует милиция, упомянут обмен телеграммами, что придает описываемым событиям официальность. В случае использования старого названия города была бы разрушена стройная система временных меток из-за ограничения верхнего предела возможных дат 1931 годом. Использование нового названия сужало бы диапазон возможных решений и делало сам факт использования привязки событий к конкретному периоду излишне броским, чего Булгаков, видимо, стремился избежать.

Не исключено также, что именно стремление освободить текст романа от чрезмерно явных ассоциаций побудило писателя отказаться от темы пикирующего аэроплана в 31 главе, несмотря на то, что, по данным Л. М. Яновской, он уделил этой теме много времени. В результате в окончательной редакции от этой темы осталось не совсем объяснимое упоминание: "...Маргарита на скаку обернулась и увидела, что сзади нет не только разноцветных башен с разворачивающимся над ними аэропланом, но нет уже и самого города..." В первоначальном варианте появление самолета комментировалось Коровьевым ("...это, по-видимому, нам хотят намекнуть, что мы излишне задержались здесь...") и фразой Воланда о летчике ("У него мужественное лицо, он правильно делает свое дело, и вообще все кончилось здесь. Нам пора!").

Причина изменения в тексте объясняется, видимо, тем, что эта тема навязывает слишком прозрачную ассоциацию с самолетом, который перед смертью Горького каждое утро пикировал над его дачей, и появление которого вызывало у него мрачные предчувствия. В этой связи можно привести примеры менее броских, но вместе с тем надежных ассоциаций с именем Горького. На одну из них читателя наталкивает парадокс, связанный с противоречием в названии марки вина, которым Пилат угощал Афрания:

Превосходная лоза, прокуратор, но это - не "Фалерно"?

- "Цекуба", тридцатилетнее, - любезно отозвался прокуратор".

В другой главе, в эпизоде в арбатском подвале Азазелло говорит:

Мессир просил передать вам подарок, - тут он отнесся именно к мастеру, - бутылку вина. Прошу заметить, что то самое вино, которое пил прокуратор Иудеи. Фалернское вино.

Л. М. Яновская в книге "Творческий путь Булгакова" (М., "Советский писатель", 1983) интерпретирует это противоречие как упущение автора, который в одной из последних редакций романа ввел название "Цекуба" в диалог Пилата с Афранием, не сделав этого же в другой главе. Это - одна из возможных версий. Но дело, видимо, не в авторской небрежности; о преднамеренности появления этого парадокса может свидетельствовать стилистическая деталь: в обращенной к Мастеру фразе Азазелло слова "Фалернское вино" выделены в самостоятельное предложение, что придает им подчеркнутую значимость.

Белое столовое фалернское вино, упоминавшееся еще Катуллом, действительно является одним из тех знаменитых древних вин, которые могли поставляться из метрополии для прокуратора Иудеи. Однако в данном случае главное, видимо, не в этом, а в том, что оно производится в итальянской области Кампанья (Неаполь, Капри, Сорренто, Салерно), с которой связана значительная часть биографии Горького. Не исключено, что именно эта марка вина подразумевалась в адресованном Горькому и М. Ф. Андреевой письме В. И. Ленина от 15 января 1908 года: "К весне же закатимся пить белое каприйское вино и смотреть Неаполь и болтать с вами".

Вино "Цекуба" вряд ли существует вообще. Но следует учесть то огромное значение, какое имела для писателей 20-х годов созданная в 1921 году по инициативе А. М. Горького Цекубу - Центральная комиссия по улучшению быта ученых. Об отношении Горького к ее созданию идет, в частности, речь в статье В. Малкина в газете "Правда" от 29 марта 1928 года "Ленин и Горький": "В каждый свой приезд Алексей Максимович обязательно ставил вопрос о сохранении и укреплении научно-технических и литературно-художественных кадров. Из таких бесед возникла и идея организации Цекубу, которую В. И. Ленин горячо поддержал".

Следует отметить, что аббревиатура "Цекубу", употреблявшаяся в обиходе с окончанием "а" в именительном падеже, была в те годы настолько известна, что автор цитируемой статьи даже не приводит ее расшифровки.

Другая ассоциация с именем Горького вызывается психологическим приемом, гарантированно побуждающим даже не склонного к анализу читателя вспомнить это имя. Элемент парадоксальности, наталкивающий на возникновение такой ассоциации, внешне выглядит просто: "Ну, Тверскую вы знаете?" В беседе двух москвичей - Мастера и Бездомного - эта фраза выглядит просто нелепо.

Особая роль, которую играет в романе образ Воланда, делает принципиально важным определение его возможного жизненного прототипа. Обилие материала, характеризующего этого героя, роль справедливого высшего судьи, по которому автор сверяет поступки других персонажей, сочетание величия и скромности, - все это дает основание предположить, что Булгаков подразумевал под этим образом конкретную личность. В пользу такого предположения может свидетельствовать парадоксальное обстоятельство, по какой-то причине обойденное вниманием исследователей: по устному описанию Бездомного, а точнее даже, - по букве "двойное вэ" Мастер сразу определил идентичность Воланда, что принято толковать как само собой разумеющееся - ведь Мастер является автором "романа в романе". Но этот момент, воспринимаемый как очевидный, на самом деле является парадоксальным: ведь Воланда нет в числе персонажей произведения Мастера, да и "двойное вэ" там не фигурирует.

Остается предположить, что если прямая связь между этими двумя литературными персонажами не очевидна, то она имела место между их жизненными прототипами.

В пользу этого свидетельствует и реакция Маргариты на сомнения появившегося в квартире № 50 Мастера относительно личности Воланда: "...опомнись. Перед тобою действительно он!" - что является развитием отмеченного парадокса с "узнаванием". В этом плане заслуживает внимания намек Булгакова на то обстоятельство, что Воланд раньше бывал в Москве; он устроил сеанс магии, чтобы увидеть, что изменилось в жителях Москвы. "Изменилось" - значит, Воланд сравнивает со своим прошлым опытом, полученным до наступления описанных в романе событий.

Для определения, кого именно мог иметь в виду Булгаков при построении образа Воланда, представляется целесообразным пойти путем сопоставления содержащихся в романе фактов в отношении этого персонажа с данными на видных общественных деятелей, занимавших значительное место в биографии Горького, имена которых начинались с "двойного вэ".

Изучение опубликованных материалов позволило обнаружить в числе корреспондентов Горького только одного человека, данные которого отвечают изложенным выше критериям. Направляя находившимся на Капри А. М. Горькому и М. Ф. Андреевой письма из Женевы, Берна и Парижа, он в некоторых из них в своем адресе указывал инициал своего имени и фамилию во французской транскрипции - с использованием буквы "дубль-вэ" и диграфов для передачи гласных. В результате его имя приобрело вид, содержащий практически все составляющие слово "Воланд" буквы, за исключением последней "д".

Имя это - Владимир Ульянов, в авторской транскрипции на французском языке - Wl. Oulianoff. Более того, находясь в эмиграции, В. И. Ленин в переписке с "Василием" (И. В. Сталин) использовал слово "дубль-вэ" для зашифровки названия газеты "Правда".

Понимаю, этот первичный вывод как-то не очень вяжется с укоренившимися представлениями о мировоззрении Булгакова. Действительно - Булгаков и Ленин... такого нам не говорили, о таком не писали... Вот Булгаков и Мефистофель, Булгаков и Кальсонер, Булгаков и Шариков - совсем другое дело, это по-булгаковски...

В этом плане уже в начале романа заставляет задуматься парадоксальная ситуация, когда Воланд (!) затрудняется дать ответ на вопрос, немец ли он. Там же приводятся противоречивые показания очевидцев о внешних приметах этого персонажа. Мнения наблюдателей разошлись, в частности, относительно того, из каких материалов изготовлены коронки Воланда; по мнению одних - из золота, других - из платины, а третьи считают, что из обоих металлов. То, что коронки не вяжутся с понятием о Сатане, ясно. Очевидно, Булгаков ввел этот элемент, чтобы вызвать ассоциацию с каким-то предметом, изготавливаемым из этих металлов. Таким предметом, с изображением которого каждый из нас ежедневно сталкивается (например, при чтении газеты "Правда"), является орден Ленина.

Проработка этой версии показывает, что с сентября 1934-го по июнь 1936 года орден изготавливали из серебра с золотым покрытием, а согласно постановлению Президиума ВЦИК от 11 июня 1936 года, барельеф стали чеканить из платины. Приведенная дата может расцениваться как усиливающий фактор, поскольку характерным для используемого автором подбора "ключей" к пониманию скрытого смысла романа является их совмещенная смысловая нагрузка (примеры, в частности, с маркой вина, ночной сорочкой, планетой Меркурий). В данном случае эпизод с коронками можно расценить не только как намек на орден, ассоциируемый с именем В. И. Ленина, но и как дополнительное дублирование информации о времени действия фабулы романа "Мастер и Маргарита".